милиция больше никогда не отбирает у подвыпивших прохожих мобильных телефонов. И если даже такой гражданин сам станет предлагать милиции свой телефон, его скорее застрелят из табельного оружия, чем к этому телефону прикоснутся. Если не верите — можете попробовать сами.

Так что иногда даже и от такой глупой жизни и смерти, как у Алексея Алексеевича, может быть польза. Польза — она штука такая.

Женщина

Александр Васильевич пошёл как-то в фотоателье, чтобы сфотографироваться на проездной билет. Сейчас ведь без фотографии уже и в трамвай не пускают — мало ли что, вдруг взорвёшь чего-нибудь.

Надел Александр Васильевич свой костюм, галстук и пошёл в одно ателье неподалёку от Сенного рынка.

В ателье на Александра Васильевича посмотрели как-то странно, но на него часто смотрели странно, так что он давно привык. Причесался он перед зеркалом, сел в кресло. Фотограф, как обычно, попросил его сесть в самую неудобную позу и сделать самое глупое лицо (так нужно для хорошей фотографии) и уже через две минуты показал Александру Васильевичу его фотографию на экране телевизора.

— Позвольте! — сказал Александр Васильевич (он был очень культурный человек). — Позвольте! Но ведь это женщина!

На экране действительно была женщина, причём из таких женщин, которых Александр Васильевич всю жизнь не любил и даже опасался: до того добрая и приветливая, что понятно, что вот сейчас вцепится и разорвёт в клочья. С перманентом на голове.

— А вы чево, женщина, хотели? — грубо спросил фотограф. — Девочку, что ли?

И захохотал. Тут только Александр Васильевич заметил, что фотограф был изрядно пьян.

Чтобы не спорить с грубым фотографом, Александр Васильевич заплатил за фотографии и побыстрее ушёл из неприятного ателье.

Погода на улице как раз испортилась — в Петербурге это обычное дело, но и настроение у Александра Васильевича сделалось хуже некуда, так что искать другое ателье ему уже совсем не хотелось. Поэтому он махнул рукой и пошёл к себе домой.

Дома он выпил чаю, потом достал из кармана фотографии той женщины и внимательно рассмотрел: ну до чего же неприятная! Выбросил фотографии в мусорное ведро и даже вынес это ведро в мусоропровод, но неприятное чувство всё равно осталось.

Ну да и ладно. Посмотрел Александр Васильевич несколько телепередач (теперь много стали показывать передач — сиди да смотри) и лёг спать.

А утром у Александра Васильевича начался кошмар.

Пришёл он на работу, чтобы там работать, а его не пускают!

— Вы куда, — говорят, — женщина, лезете? Чего тут забыли?

— Да какая я женщина?! — кричит Александр Васильевич (а он почти вообще никогда не кричал в своей жизни, даже когда был мальчиком). — Вы что тут — все с ума посходили? Я же Александр Васильевич! Я у вас десять лет работаю!

— Это вы, женщина, с ума посходили! — кричат ему в ответ. — Давайте-давайте отсюда! А не то сейчас милицию вызовем, в дурдом на Пряжку поедете!

Выскочил Александр Васильевич с работы весь взъерошенный — ничего не понимает. Посмотрел на себя в витрине какого-то дорогого магазина: да нет же! Там всё тот же Александр Васильевич, только сильно помятый. И правда, видно, все с ума посходили.

Ну что ж делать — пошёл Александр Васильевич к метро: может быть, дома что-то придумается. Дома ему всегда было как-то спокойнее.

И уже в метро он заметил (а он стал уже гораздо больше замечать, чем утром, когда ещё ничего не подозревал), что все пассажиры тоже смотрят на него как-то странно: на шляпу его посмотрят, на пальто, на ботинки и отвернутся.

«Ну то есть, — подумал Александр Васильевич, — если предположить... ну только предположить, что я действительно женщина, то, конечно, женщина в мужских ботинках и шляпе действительно должна выглядеть странно. Хотя сейчас и не так одеваются. Но это, наверное, не такие женщины так одеваются, как та, что на фотографии».

С этими тяжёлыми мыслями Александр Васильевич доехал до дома. Там он разделся и пошёл в ванную, чтобы хорошо рассмотреть себя в зеркале. Но в зеркале был всё тот же привычный Александр Васильевич: какой-никакой, а всё же без всякого сомнения мужчина.

Александр Васильевич пожал плечами и решил устроить последнюю проверку: пошёл в сберкассу — там у него на книжке тысяч восемь лежало, рублей конечно.

Подошёл он к окошку и подал свою сберкнижку и паспорт.

Женщина в окошке проверила сберкнижку, открыла паспорт и посмотрела на Александра Васильевича:

— Женщина! — сказала она сердито. — Вы же своего мужа паспорт принесли.

«Всё», — подумал Александр Васильевич.

— Так это! — засуетился он. — Муж-то больной лежит, инвалид, не может он прийти.

— Так вы доверенность тогда несите, — сказала женщина уже немного добрее. — И приходите со своим паспортом и доверенностью.

— Да потеряла я паспорт! — воскликнул Александр Васильевич, сам даже удивляясь своей хитрости.

— Постойте-постойте! — задумалась женщина, встала и ушла куда-то. Вскоре она вернулась с паспортом. — Ваш? — спросила она.

Александр Васильевич с опаской взял паспорт, прочитал: «Александра Васильевна» — и фамилия та же, что у него. Прописана... да — прописана по адресу Александра Васильевича. И год, и даже дата рождения — все те же. И на фотографии, конечно же, та самая женщина.

— Да, это мой! — закричал Александр Васильевич фальшивым голосом. — Уж я искала-искала! Вот спасибо вам, девушка! — И поскорее выскочил на улицу.

«Ну и что же дальше делать?» — подумал он на улице. А что делать? Жить надо как-то. А с паспортом, что ни говори, жить всё же легче, чем без паспорта. Так что не всё так уж плохо.

Утешившись таким образом, Александр Васильевич купил на лотках возле метро какие-то дешёвые женские тапочки, неопределённого фасона штаны и кофту да и пошёл опять домой.

Дома он снова выпил чаю и крепко задумался.

Понятно, что произошло нечто чрезвычайное и невероятное. К кому с этим обращаться и помогут ли — это совершенно неизвестно. Скорее всего, как обычно, будут одни неприятности, да ещё журналисты придут из такой газеты, какую все читают в метро. Позору не оберёшься — по улице потом не пройдёшь.

Поэтому надо осторожно. Во-первых, лучше про всё это вообще не думать: ну женщина и женщина. Женщин — их вон больше половины людей, живут же они как-то. Значит, и он сможет,